Эдуард ДВОРКИН. СОН КАМЕРДИНЕРА (ПОДВАЛ, ПОЛНЫЙ ЖЕНЩИН)
---
(Отрывок из романа "Наместник")
---
Брак наш неудачен.
---
Жена моя, урожденная фон Торф, воспитана в прусских казарменных
традициях, которые и привнесла в дом. Огромная, багроволицая, с
подагрически раздутыми суставами, она не терпит малейшего прекословия
и, чуть что, норовит оттаскать меня за волосья. Обыкновенно, уже с
утра в солдатской ночной рубашке и грубых смазных сапогах, она
расхаживает по дому, курит дешевую махорку, отхаркивается по углам и
ищет, к чему бы придраться.
---
Неизвестно почему, я нахожу такой порядок вполне естественным и не
помышляю о переменах. Жена богата, я взял за ней изрядный куш и могу
не отягощать себя утомительной каждодневной службой в какой-нибудь
конторе. Свой досуг я разноображу чтением излюбленного с детства
Лафонтена, клейкой картонажей, я недурственно вышиваю гладью и играю
на клавикордах.
---
Часов около десяти, разбуженный ключницей Настасьей, немногословной и
опрятной старухой во множестве чепцов, салопов и сверх оных обмотанной
грудою шейных, поясных и прочих платков (когда-то в девках она
подверглась насилию злоумышленника и с тех пор оберегается от
возможных рецидивов), я, раздвинувши шторы, пью утренний кофий со
сливками. Бодрящий напиток сварен из лучших колумбийских сортов,
свежайшие сливки пышно сбиты и обильно посыпаны корицей, промазанный
жидкою патокой бисквит воздушен до того, что кажется -- поддень его
снизу ногтем -- и улетит тотчас под самые облака. Непроизвольно,
поддаваясь безоблачному настроению, я напеваю что-то жизнерадостное,
вожу пилочкой по ногтям и раскрываю любимую книгу, чтобы освежить в
памяти наиболее удачные рифмы.
---
Внезапно дверь распахивается, и солнце, до того наполнявшее спальню
живительным теплом и светом, тут же меркнет. Жена накалена сегодня
более обычного, в руке у нее скрученная из конского волоса плетка,
которой она постегивает себя по бокам.
---
-- Здравствуй, душенька! -- пытаюсь я перехватить инициативу. -- Как
почивалось?
---
Немного сбитая с настроя, она переминается в своих огромных сапогах и
чешет в пройме рубахи могучую волосатую грудь.
---
-- Читаешь, ирод, а помои с вечера не вынесены -- весь дом завоняли! --
начинает она.
---
-- Но ведь у нас есть кухонный мужик, Назар, -- мягко напоминаю я. -- Что,
если поручить эту работу ему?
---
Нахмуривши лоб, но не найдя, чем возразить, она достает из-за голенища
кисет и пускает мне в лицо вонючую струю.
---
-- Вчерась где шлялся? Настасья сказывала -- с петухами пришел!
---
Я позволяю себе сдержанно улыбнуться.
---
-- Ты не так поняла, Матильда, право же! Крестьяне продавали вчера
битую птицу, и я задешево взял нескольких петухов... Анисья обещала
приготовить твое любимое сациви...
---
Она не отступается и выдвигает еще какие-то обвинения, но все они
вздорны, надуманы, высосаны из пальца -- я без труда дезавуирую их,
перемалываю жерновами простой человеческой логики и уже в порошковом
состоянии одним дуновением развеиваю в воздухе.
---
Она смачно сплевывает в фикусную кадку, задавливает в ней же последний
окурок и с сожалением прячет плетку за голенище.
---
-- Смотри, Корнелий! -- стращает она напоследок. -- Провинишься -- пеняй на
себя!
---
Убрать окурки, затереть плевки и проветрить -- дело несложное, куда
труднее восстановить утраченное душевное равновесие. Испытанное
средство здесь -- променад на свежем воздухе.
---
Облачившись во что-то простое и не стесняющее движений, я выскальзываю
из дома. Налетевший с побережья бриз ерошит мне волосы и надувает
пузырем шаровары. Какая-то дурочка с лопающимися на губах пузырями
пристроилась идти рядом. "Очарована янычарами! Очарована янычарами!"
-- беспрестанно повторяет она и громко прищелкивает языком. Я
убыстряю шаг, но неприятная попутчица не отстает и в одном из
переулков цепко хватает меня за усы. Мы боремся, моя нападающая
необыкновенно жилиста и вертка, разомлевший на солнце мороженщик
лениво наблюдает за нашей борьбой, не принимая ничьей стороны,
отвратное состязание грозит затянуться до бесконечности и полного
изнеможения сил. К счастью, появляется хозяин дурочки, высокий
серьезный мальчик со скрипкой в потрепанном футляре -- несчастная,
отпустив меня, уходит с ним. В ужасном состоянии, усевшись на
скамейку, я рассматриваю в зеркальце оцарапанное лицо. Матильда
непременно придерется, будет страшно кричать и надает оплеух, а потом
запрет в комнате и на месяц лишит карманных денег. Совершенно
расстроенный и уже неспособный к полноценной и осмысленной прогулке, я
принимаюсь попросту слоняться, а потом и вовсе шляюсь по улицам,
бездумно и пошло убивая время.
---
Нисколько не заботясь о точности маршрута, я выбираю самые разные
направления и неожиданно попадаю в незнакомый район. Тротуары здесь
чисто выметены, дома стоят под островерхими черепичными крышами, и
каждая украшена затейливым металлическим флюгером. Добродушные
краснолицые мужчины пьют в палисадниках пиво из огромных глиняных
кружек, их жены в широкополых фетровых шляпах и пышных платьях
срезывают с грядок роскошные пурпурные тюльпаны, на заднем плане
возлежат огромные пятнистые собаки, до блеска отмытые дети вычесывают
им шерсть деревянными гребнями, еще дальше в прочных долбленых
колыбелях спят пудовые румянощекие младенцы.
---
Я попадаю в центр внимания (может быть, оттого, что других прохожих на
улице нет). Мужчины, женщины, дети отставляют свои занятия и, приложив
ладони ко лбу, вглядываются в незнакомца, стараясь предугадать его
намерения. Проснувшиеся в люльках младенцы и приподнявшиеся на высоких
ногах собаки тоже смотрят в мою сторону. Не зная, как поступить, я
останавливаюсь и улыбаюсь всем сразу. Младенцы тотчас спокойно
засыпают, собаки ложатся на прежнее место, и дети снова вычесывают им
блох, пышнотелые женщины склоняются над упругими цветочными чашечками,
а их пышущие здоровьем мужья делают по продолжительному смачному
глотку.
---
Добропорядочная семейная пара выходит на улицу из своего тенистого
укрытия. Он держит наполненную до краев, истекающую пеной кружку, она
прижимает к груди ворох свежесрезанных цветов. Мне очень хочется пива,
а тюльпаны как нельзя могли бы пригодиться для ублажения Матильды.
---
-- Не желаете ли почитать газету? -- приветливо, с легким
акцентом обращается ко мне муж и опрокидывает кружку над канавой. --
Никакого спасения от этих мух, -- жалуется он. -- Шестой раз выливаю!
---
-- Ты можешь гладить наш собак! -- ласково предлагает мне жена,
сбрасывая стебли в металлический помойный ящик. -- Это есть
некондиция, -- поясняет она. -- Никто не покупает!
---
Я благодарю добрых людей и иду дальше.
---
Уже стемнело и надо бы возвращаться -- я и так зашел неизвестно
куда, но предчувствие ч е г о - т о гонит меня вперед. Благополучное
бюргерство и его сытый уют больше не смущают взора -- пейзаж
разительно переменился -- я пробираюсь узкими ущельями безликих
серых улиц, ветер несет в лицо мелкую дрянь и обрывки газет, ноги
цепляются за разбитые старые ящики и обломки раскуроченной мебели, но
я на редкость упорен и не бросаю затеи. "Сюда! -- словно бы
подсказывает мне кто-то. -- А теперь -- туда! Немного вбок,
через арку! Налево, еще налево... Стоп!"
---
Запущенный старый дом слепо щурится пропыленными тусклыми окошками,
внутри его нет никакой жизни, скрипучий уличный фонарь высвечивает
пустоту и тлен покинутых навсегда помещений... Предчувствие оказалось
ложным, оно обмануло меня! "Повремени со скороспелыми выводами! --
приказывает тот же неизвестный. -- Ну-ка, посмотри под ноги!"
---
Ступени, ранее незамеченные, ведут в подвальное помещение. Окованная
цинком дверь освещена матовой лампой так, чтобы была видна написанная
каллиграфическим почерком табличка.
---
ПОВЕС, РАЗВРАТНИКОВ И СЕКСУАЛЬНО ОЗАБОЧЕННЫХ
---
ПРОСИМ НЕ БЕСПОКОИТЬСЯ!
---
Я перебираю в памяти события прошедшей жизни. Нет, ничего т а к о г о
за мной не числится. Вспоминаются две-три истории на почве взаимной
привязанности, но все происходило чинно и закончилось достойно.
Проблемы секса никогда не будоражили моего воображения.
---
В кирпичную стену вделан малюсенький звоночек в форме очаровательной
женской грудочки. Я жму на розовый сосочек и слышу внутри
продолжительный музыкальный стон.
---
Шаги. Вопрос.
---
Я называю себя, и дверь медленно отъезжает в сторону. Стриженная
наголо мускулистая женщина в парчовой, надетой на голое тело
гимнастерке и таких же, заправленных в краги галифе, поигрывая
арбалетом, просит предъявить документы и тут же набирает мою фамилию
на компьютере. Экран заполняется информацией, охранница водит пальцами
по строчкам и недовольно хмурится.
---
-- Что это за история с Ларисой Карасевой? -- спрашивает она,
вдевая в арбалет остро отточенную стрелу.
---
-- Она первая начала! -- горячо объясняю я. -- Я был очень
молод тогда и всей душой жаждал светлого чувства! Она воспользовалась
моей неопытностью! В конце концов, есть постановление суда, снимающее
с меня всякую вину...
---
-- Хорошо, -- соглашается охранница и прокручивает досье дальше. -- Ну, а
Галочка Урбанская?
---
Я пожимаю плечами.
---
-- Это же общежитие Института Культуры -- разве там не отмечено?
---
-- Да, действительно, -- Проверяющая пропускает абзац. -- Наташа Маландина?
---
-- Дорожно-транспортное происшествие. Должно быть медицинское
заключение.
---
-- Есть, -- хмуро подтверждает привратница. -- Света Балдуева?
---
Я прошу разрешения закурить. Здесь нужна картинка.
---
-- Землетрясение, -- показываю я головой и руками. -- Ветхий
деревянный домишко. Все в дыму. Мой тюфяк на втором этаже, ее кровать
на первом. Прогнившие полы не выдерживают -- я проваливаюсь и
попадаю на что-то мягкое... Далее -- инстинкт самосохранения.
---
Цербер в гимнастерке с сомнением подергивает арбалетную тетиву.
---
-- Инна Перельман?
---
-- Женщина-математик. Сама же и обсчиталась!
---
-- Нина Гасиловская?
---
-- Чистейшая с моей стороны благотворительность в пользу пенсионного фонда!
---
-- Пяйви Саастамойнен?
---
-- В пределах квоты по линии международного обмена!
---
-- Маша Черкасова?
---
-- Девушка-утопленница. Побочное действие искусственного дыхания!
---
-- Ира Вяткина?
---
-- Чистейший цирк! Эксперименты в области клоунады!
---
-- Зульфия Сабитова?
---
-- Парное катание по скользкой дорожке!
---
-- А это еще что?! -- Охранница прямо-таки подскакивает на
стуле. -- Бахчисарай Бодайбович Горномуфлонский?!
---
-- А это уже поклеп! -- с негодованием кричу я. -- Мы просто
ходили в сауну! Мы п а р и л и с ь в буквальном понимании этого слова!
У меня есть свидетели!
---
-- Не знаю... не знаю, -- качает головой вахтерша. -- Я
никогда не сталкивалась с подобным... -- Она снимает трубку
внутреннего телефона. -- Прасковья Африкановна, можно вас
попросить...
---
На вызов появляется опрятная старушка в длинном, надетом прямо на
голое тело, домотканьи. В руке у нее пневматическая винтовка.
Показывая на меня пальцами, женщины громко шепчутся.
---
-- Опасный человек, -- доносится до меня, -- оголтелый
самец... нельзя ему сюда...
---
-- Мне выпал трудный путь, -- пробую я разжалобить их. --
Впустите хоть ненадолго!
---
-- Ладно, -- машет ладошкой старшая и открывает фанерный
шкапчик. -- На вот, надень.
---
-- Что это? -- Я верчу кусок суровой тяжелой ткани.
---
-- Смирительные штаны, -- объясняет бабушка. -- Вдруг как
сбесишься!
---
Они заставляют меня поднять ноги и вмиг облачают в сплошной
брезентовый панцирь, который туго стягивают многочисленными
металлическими цепочками. Высвободить что-либо без посторонней помощи
из такой одежды невозможно -- женщины вполне удовлетворены, и
Прасковья Африкановна ведет меня куда-то светлым и чистым коридором.
---
-- Как войдешь, -- учит она, -- сразу на все четыре стороны и
поклонись. Вопросов не задавай, но сам ответь непременно. От гречневой
каши откажись -- проси хлеба с маслом. Танцевать нельзя --
только подпрыгивать. Мебель не двигать ни в коем случае! Азартные игры
запрещены. Денег попросят -- дай!.. Ну, с Богом! -- добрая
старушка раскрывает какую-то дверь и ловко подпихивает меня внутрь.
-- Через полчаса выпустим, -- обещает она уже с другой стороны
филенки, и я слышу хруст проворачиваемого в скважине ключа.
---
Эдуард ДВОРКИН. СОН КАМЕРДИНЕРА (ПОДВАЛ, ПОЛНЫЙ ЖЕНЩИН). (Окончание)



(Отрывок из романа "Наместник")
---
Завороженный увиденным, я стою неподвижно и едва дышу.
---
Большой, нарядный, светлый зал полон женщин.
---
Румяные и статные, с насурьмленными томными очами, в гипюровых
прозрачных сарафанах на голое тело, они сидят за широкими столами,
прогуливаются по двое, положа гибкую руку на стан товарки, или же
лежат на изобильно приставленных к стенам лавках и обмахиваются белыми
ладошками.
---
Растерянность моя сменяется жгучим любопытством. Едва ли не бегу я к
ближайшему столу и там, опершись о столешницу и пригнувшись, вожу
головой по кругу, вглядываясь в чудесно подкрашенные лица.
---
Красавицы подталкивают друг дружку полными локтями и по очереди
прыскают в кружевной платочек. Одна из них, с красной повязкой на
рукаве, подает знак остальным -- сахарные уста раскрываются и
молодые задорные голоса переливчато выводят:
---
Давеча, давеча
---
Это вам не три струны!
---
Эх, хочется-колется
---
Надо бы попробовать!
---
Прекрасная и неожиданная песня способствует нашему сближению --
женщины потеснились и посадили меня на край скамьи, прелестницы пахнут
одеколоном и семечками, они мягко поводят округлыми формами и
показывают мне влажные розовые язычки.
---
-- Кашицы гречневой али хлебца с маслицем? -- испытующе смотрит
на меня чернобровая дородная староста.
---
-- Хлеб -- он всему голова, -- памятую я наставление старухи. -- А уж с
маслицем, так и вообще!
---
Тут сразу тихо стало. Девушки все посерьезнели, надели кокошники и
губы поджали.
---
-- Ну, так слушай! -- говорит главная. -- Все мы, как ни на
есть, невесты Закусихина Петра Иваныча. Ему и хлеб, и каша наша!.. А
тебе -- скатертью дорога!
---
Ну, что же -- за соседним столом женщины ничуть не хуже. Чистые,
дородные, маникюр на пальцах свежий. Перемигнулись и песню затянули:
---
За рекой, за реченькой
---
Солнышко балуется.
---
Белые коленушки
---
Чтой-то не раззудятся!
---
Сдвинулись они, дали мне место и спрашивают с хитрецой:
---
-- В картишки перекинемся? Мебель подвигаем?
---
Решил я снова старуху послушаться.
---
-- В азартные игры не играю! А мебель, извините, пусть вам Закусихин
двигает!
---
Что тут поднялось! Выпихнули меня из-за стола, паневы на голые плечи
набросили.
---
-- Мы, -- говорят, -- суженые Прова Семеныча Пустякова. -- С ним и сыграем,
и что надо подвигаем! Кыш отсюдова!
---
Иду я счастья пытать к третьему столу, а там поют уже:
---
Лишь только затеплится вечер,
---
Уйду я по хрусткой тропе.
---
Тебе -- мои ляжки и печень,
---
Тревога и прочерк в судьбе!
---
Садиться не предлагают, издалека кричат:
---
-- Танцевать станешь?
---
-- Черта с два! -- старухе следую. -- Подпрыгну разве что, если умолять
станете!
---
-- Ну и вали, подонок! -- визжат они прямо-таки. -- А то счас как
встанем!...
---
-- Ты осторожнее с ними! -- трогают меня сзади. -- Эти Шалву Паписмамедовича
Алихвердова дожидаются. Шестой год уже. Сами не свои стали!
---
Оборачиваюсь -- стоят две, обнялись, обе грустные. Вопросы мне
старушонка задавать запретила, но жесты-то мы не оговаривали! Я
пальцем себя в грудь тычу, тычу -- сгожусь, может? Поняли
красавицы. Головами качают, вздыхают полными грудями.
---
-- Никак не возможно, -- кручинятся. -- Предназначенье наше
Бутман Илья Давидович. Может, и залетит когда, соколик...
---
А время-то идет!
---
Я к невестам, что по лавкам лежат, ладошками обмахиваются.
---
Дебелые все, матронистые, соком истекают -- на меня ноль внимания.
Пригляделся -- мать честная! -- у каждой на груди табличка.
"Витенко Опанас Гришпунович", "Янсон Отто Францевич", "Хулио Эскобар"!
У одной дуры даже "Валерий Леонтьев" без отчества! Всех обежал --
нет моей фамилии!
---
Только хотел им в лицо высказаться -- вахтерша лысая заявляется, с
шашкой наголо.
---
-- Баста! -- объявляет. -- Свидание окончено! -- И меня под локоток выводит.
---
Идем по коридору, смотрю -- Прасковья Африкановна, мерзкая, уборную моет.
---
-- Что ж это вы, мамаша, -- спрашиваю, -- обманули меня? Послушался я вас --
и везде отставку получил!
---
Хмурится ведьма, что-то в горшках проталкивает.
---
-- Послушался -- да не во всем! -- И как захохочет, даже ершик из руки
выпал. -- Ты ведь... Ты ведь... Ой, не могу... Ты, болезный, как вошел -- на
четыре стороны поклониться забыл! Кто ж тебе даст после этого!
---
-- А что, -- балдею, -- и т а к о е могло состояться? Я ведь в штанах
смирительных... В них никак не возможно...
---
Тут уже вахтерша захохотала так, что шашку из рук выпустила, а с Прасковьей
Африкановной, гадиной старой, и вовсе истерика сделалась -- грудью на унитаз
упала.
---
-- Да тебя бы... они бы... шалавы наши... они б за секунду с тебя любые
штаны сорвали!..
---
Насилу успокоились обе. Сводни поганые!
---
Прасковья Африкановна спрашивает:
---
-- Деньги давал кому?
---
-- Нет, -- отвечаю, -- при себе остались.
---
-- Ну, так мне отдай, -- тянет старушенция лапку. -- Сам понимаешь, какие у
нас расходы.
---
-- Это за что же? -- возмущаюсь я. -- За какое такое удовольствие?
---
-- За радость общения! -- фиглярствует ведьма. -- А не заплатишь -- так
прикладом огрею, что жена не узнает!
---
-- А я и вовсе зарубить могу, -- дергается вахтерша. -- У меня справка
имеется.
---
Бросился я на них, стали мы бороться. Африкановна первая из сил выбилась.
---
-- Ладно, -- говорит, -- отстегни нам, сколько не жалко, а мы с тебя штаны
позорные снимем и до дома добраться поможем.
---
Другой разговор. Дал им денег, распутали меня, выходим на улицу. Прохладно.
Вроде бы не день, а светло. Стою, то, что затекло, разминаю.
---
-- Где же транспорт? -- интересуюсь. -- Вроде как договорились!
---
-- Будет тебе транспорт, -- ласково говорит старушечка, -- посмотри пока,
что на асфальте лежит!
---
А там, вроде, и нет ничего. Нагнулся я, чтобы получше рассмотреть, а бабушка
как врежет мне сапожком по заду! И чувствую -- лечу...
---
Поля мелькают, перелески, водная гладь. Горы, почему-то. Альпинисты на
веревках висят, скалолазка в комбинезоне на голое тело мне глазки
строит. А вот и город, знакомые кварталы пошли, киоски, пункт обмена
валюты. Посмотрел я курс и начал снижаться. Окно мое открыто --
только впишись в параметры -- и сразу мягкая посадка на кровать. Не
успел приземлиться -- дверь нараспашку, жена появляется, и какая-то
она странная -- глаза внутрь, к волосам тюльпан приколот, в руках
две кружки светлого пива.
---
-- Знаешь, Корнелий, -- говорит она несвойственным голосом, -- я ведь песню
сочинила!
---
-- Славно, Матильда! -- радуюсь я. -- Спой же!
---
-- Сейчас, -- обещает. -- Только горло прочищу.
---
Выпивает она обе кружки залпом, выходит на серединку и жалостливо так
выводит...
---
Закончила она песню, глаза кружевным платочком вытерла, поклонилась на
все четыре стороны и тихо дверь за собой прикрыла. А я лежу на
кровати, курю и думаю -- к чему бы все это?..
---
Санкт-Петербург
---
1995 Эдуард Дворкин